О часах и квартире патриарха – из первых рук

Накануне Владимир Соловьев встретился с Патриархом Московским и всея Руси Кириллом. Какие вопросы ведущий задал патриарху? Как прошла встреча? Это и многое другое Владимир Соловьев и Анна Шафран обсудили со слушателями «Вестей ФМ» в программе «Полный контакт».

Слушать аудиоверсию:

Аудио: Владимир Соловьев встретился с Патриархом Московским

Соловьев: Накануне я встречался со святейшим патриархом Московским и всея Руси Кириллом. Встреча происходила в Чистом переулке — рабочей резиденции патриарха. Была беседа. Для меня это была большая честь. Я в какой-то момент времени, просто читая всю информацию, которая поступает, стал осознавать, что кроме вопросов, которые задает общество (вопросы многие справедливые и очень жесткие), на них, на эти вопросы нет ответа. И общество, не получая ответы, начинает эти ответы выдумывать само. При этом ответы — очень разные. Какие 3 основных обвинения, которые бросают в лицо Церкви? Например, первое, что Русская православная церковь — это алкогольно-табачный ярлык, который весит на Церкви. Вторая: а почему у патриарха часы за 30 тысяч долларов? Третья: а что это там с квартирой?

Я не спрашивал по поводу табачно-алкогольного ярлыка, потому что когда-то, довольно давно, очень серьезно разбирался с этим вопросом. И хорошо знаю предысторию вопроса, то есть здесь как раз для меня не было никаких секретов. Просто меня удивило, что немногие помнят замечательное интервью, которое дал Александр Починок в 2009 году еще, вспоминая те «лихие» времена, когда с 1995 года действовал Указ президента Ельцина, по которому Церкви дали вот эту страшную возможность хитро ввозить табак, алкоголь и дальше распоряжаться деньгами. Но не многие понимают, что все эти вопросы находились непосредственно под управлением, как это ни странно, и со стороны государства, и со стороны Церкви, в руках одного вполне конкретного представителя Русской православной церкви, поэтому Починок, когда потом анализировал, сказал: очень интересно, что Церковь-то сама от этих схем ничего не получила, но получили вполне конкретные посредники, которым вот эта фактически беспошлинная торговля товарами была на руку. Церкви перепадали крохи, на которые она выживала. А многочисленные фирмы-присоски получали миллионы долларов.

Например, калужский архиепископ Климент, который был назначен председателем комиссии по гуманитарной помощи Московской патриархии, сам участвовал и в создании коммерческого банка «Пересвет». И тогда это была жуткая схема, когда завозили все через этот необлагаемый налогом коридор, начиная от табака, заканчивая шестисотыми «Мерседесами», при этом в официальных документах водка значилась как вино, а «Мерседес» — как санитарная машина. И Алексий II уже через 2 года осознал всю порочность этой схемы Патриархии, стал бороться с этим, чтобы отказаться. И не многие знают, что сторонником очень жесткой линии по отказу от этой схемы был как раз тогда еще, конечно, не патриарх, тогда еще владыка Кирилл. И Кирилл пошел на прямое столкновение. При этом, что очень важно, публично никогда нигде и ни одним словом не пытаясь очернить никого из людей, с которыми он находился в непримиримой битве. Потому что вы себе представляете, что такое, когда появляется внутри Церкви человек, который говорит: нет, этого делать мы не будем. И именно благодаря позиции митрополита Кирилла, которую полностью поддержал тогда патриарх Алексий II, удалось остановить эту схему. Поэтому, когда сейчас обвиняют теперь уже патриарха Кирилла в тех схемах, — это, вежливо говоря, назвать белое черным, а черное — белым.Потому что могло произойти вот это страшное столкновение Климента и Кирилла, которое могло закончиться как угодно. И тогда, благодаря божественному попустительству и, конечно, поддержки Алексея II, точки зрения Кирилла удалось возобладать. И Церковь отказалась от этих ужасных и порочных схем. Но теперь этот ярлык пытаются приклеить к патриарху.

Эти вопросы я не задавал патриарху, потому что я знал, что святейший уже довольно давно эту тему, кому было интересно, осветил. Просто, как часто бывает, нашей либеральной прессе неинтересно знать правду, а очень хочется кричать. Мы говорили о многом. Мы говорили о проблеме духовности, мы говорили о том, что Церкви необходимо заниматься миссионерской деятельностью. Притом я иудей. Мы говорили о том, что, к сожалению, люди, которые говорят от имени Церкви, зачастую это делают ужасающе и бросают тень на сами церковные идеи, что, к сожалению, таких людей, как Даниил Сысоев в публичном поле крайне мало. И я спросил: «Ваше святейшество, а что это за история с часами?». Когда беседуешь с патриархом, то, конечно, наслаждаешься его потрясающей русской речью. Патриарх, кроме всего прочего, великий миссионер.И то, как святейшество говорит по-русски, вот этот классический петербургский язык — это отдельное удовольствие. Я жалел, что нет микрофонов и нет возможности записать эту беседу. Я настоятельно просил у патриарха рассмотреть возможность, может быть, раз в месяц делать с ним беседу и ее показывать не рано утром, как идет передача патриарха, а вот именно в режиме беседы в вечерний прайм, чтобы люди слышали и видели, многое станет понятным. Так вот, я спросил: «А что это за история с часами за 30 тысяч долларов?». Патриарх был не в том одеянии, в котором службу стоят, а в повседневном, но монашеском. И у патриарха были часы. Он сказал: «Да, я ношу часы. Вот эти часы мне подарил Дмитрий Анатольевич. Это наши русские часы, недорогие часы с гербом — маленькие, аккуратные часы. А когда я увидел ту фотографию, — говорит патриарх, — я никак не мог соотнести, потому что, когда мы одеваем одеяние для службы, часы невозможно надеть. Невозможно носить часы». И я смотрел на эту фотографию и вдруг понял — а ведь это коллаж. И то, что на саму службу не носят часы. «Да я и не знаю, какие часы и сколько стоят. Но после того как появилась эта фотография, я пошел и стал смотреть. Ведь приходят многие и дарят. И стоят зачастую коробки, которые не открываешь и не знаешь, что там. И я увидел, что, действительно, есть часы Breguet, поэтому я нигде не дал комментариев, что у патриарха таких часов нет. Потому что — да, коробка с такими часами, ни разу не надеванными, есть и она лежит.

Я с интересом и ужасом стал смотреть — а сколько же стоит ряд подарков, которые мне делали. И когда увидел, подумал: и куда их девать? То есть, конечно, можно их передаривать, но тогда что подумают о патриархе? Как же патриарх живет, если он такие дорогие подарки делает? Это тогда тоже бросает тень. Поэтому, конечно, никакие часы за 30 тысяч я себе не покупал, — говорит патриарх, — и, конечно, ни на какую службу таки часы не надевались, как и любые другие.Но, да, действительно, многие дарят, в том числе и часы. Отказать тому, кто приносит дар, тоже неэтично. Но и пользоваться не пользуется». Я говорю: «А что вообще происходит с собственностью? Вот что такое собственность патриарха?». Он говорит, что по канону, та собственность, которая была как у человека до служения, ну, например, отцовская квартира либо библиотека, которая передавалась по наследству, она так и остается, ее он может как гражданин Российской Федерации завещать, передавать по наследству и прочее. «Все то, что мне дарят или приобретается уже на служении патриархом, все это остается в Церкви. То есть, это не моя личная собственность». Я говорю: «А вы богатый человек?». Он говорит: «Давайте я вам расскажу о своей квартире? Еще во времена Бориса Николаевича Ельцина, до приватизационных квартирных схем, Владимир Иосифович Ресин спросил меня: «Владыка, а вы где живете?». При этом, надо отметить, что его святейшество очень точно передает даже интонации голосов, что для меня было так несколько неожиданно. Когда беседуешь со его святейшеством, то удивляешься, насколько у него глаз горит, насколько он живой, насколько он глубокий. Ощущение редкого наслаждения беседой. Время летит совершенно незаметно. Он говорит: «И подходит Владимир Иосифович и говорит: «Владика, вы где живете?». Я говорю: «Ну как где? Там же, где и мои предшественники. Вот Серебряный бор, деревянный дом. Он говорит: «В этой развалюхе, что ли?». Патриарх говорит: «Что есть, в том и живем». — «Ну, давайте мы вам квартиру выдадим». Патриарх говорит: «Я для этого ничего делать не буду. Как считаете нужным, так и поступайте». Через некоторое время принимается постановление, Борис Николаевич подписывает и выделяется квартира в доме на Набережной. Приезжает Владимир Иосифович Ресин и говорит: «Владыка, вот такая квартира, но вы там жить не будете». Он говорит: «Почему?». — Ресин: «Ну, потому что на самом деле это даже не квартира, а пристройка на крыше сверху. Ни одна из квартир, изначально как планировалось, а кто-то когда-то на крыше сверху что-то пристроил». Я говорю: «Большая?». Он говорит: «Жилая, 104, а так общая — 140 метров». — «Я туда поднялся, посмотрел — потрясающий вид на то место, где теперь стоит храм Христа Спасителя. Но состояние было ужасающее. Просто разруха». И Владимир Иосифович говорит: «А вот мы тут напротив гостиницы «Советская» построили первый дом тогда еще, вот там квартира замечательная, но за нее надо заплатить». — «Сколько?». Владимир Иосифович называет сумму и владыка на тот момент, теперь Патриарх, говорит: «Я не могу себе этого позволить». Потому что это был момент, когда не было денег платить людям зарплату. Говорит: «Таких денег просто нет, поэтому даже не стоит на эту тему продолжать разговор». Когда появилась возможность приватизировать, то ему сказали, что квартиру вы можете приватизировать и квартира была приватизирована.За все время святейшество не провело в этой квартире даже недели жизни, но, так как переехал в Москву, то перевез туда потрясающую библиотеку отца. Отец патриарха — человек удивительный, который свою зарплату тратил на приобретение редких фолиантов. И собрал многотысячную раритетнейшую библиотеку. И во многом блестящий русский язык и склад ума патриарха столь удивительный — это заслуга его отца. Потому что святейшество читал, представляешь, ребенку 10-12 лет, а он читает философские труды, потрясающе изданные, там книга XIX века. И насколько это влияет на формирующуюся интеллектуальную мощь человека. Эта библиотека, также как ряд предметов мебели, переехали в московскую квартиру. Туда же отправились и две троюродные сестры владыки, одной из которых сейчас 65 лет, другой 55.

Вот в известной публикации на сайте указана фотография молоденькой привлекательной дамы, которая сопровождает патриарха, это фотография двадцатилетней давности, сделанная еще в Смоленске. Это фотография 65-летней троюродной сестры святейшества. Они все воспитывались вместе. Такая большая, хорошая и патриархальная семья, поэтому даже троюродные и двоюродные все были как часть семьи. Сестры патриарха положили свою жизнь на служение и на помощь святейшему. То есть они ему помогают в его служении. И там они ночуют, там они живут, там какой-то их скарб. Вдруг — звонок. Звонит сестра и говорит, что в этой квартире мы больше жить не сможем. Она говорит: «В этой квартире мы больше жить не сможем». Он говорит: «Что случилось?». Она: «Невозможно находиться, через 10 минут начинаешь задыхаться». Святейшество поднимается наверх и видит, как вся квартира покрыта не просто пылью, а ощущение, что Хиросима и Нагасаки — ядерная пыль все облепила. При этом сестра открывает дверь с замотанным лицом. То есть она дышит через слои марли. Через 10 минут нахождения в этой квартире владыка начинает задыхаться. Вызывается экспертиза, выясняется — квартирой ниже делается ремонт. Люди забивают воздуховоды, начинают выбивать все пространство изнутри. Вот просто все выбивают, всю эту строительную взвесь затягивает вверх. Когда приходят строители, они сами в ужасе — это какой-то кошмар, это ужас. Что же делать? Как это возможно? Надо что-то делать. А владыка честно говорит: «Сделайте так, чтобы я к этому не имел никакого отношения. Я не хочу встревать. Действуйте, как того требуется по закону. Вот, в этой квартире прописана сестра, поэтому все, что надо, делайте по закону. Вызывайте ЖЭК, вызывайте Санэпиднадзор, то есть всех, кто должен разобраться, пожалуйста, решайте вопрос. Конечно, ни в какие тяжбы сам встревать не буду». Итак, продолжаю рассказ. Поэтому во всю дальнейшую судебную тяжбу, которую вела сестра святейшего и представители собственника квартиры, естественно, святейшество никаким образом не мог и не собирался вступать. Здесь вообще есть очень важный морально-этический момент. Вот когда беседуешь с патриархом, то каждый раз ты чувствуешь, что он дает не просто ответ, а он базируется на постулатах, то есть это всегда неслучайный ответ. Так получилось, что квартира снизу принадлежит господину Шевченко. Господин Шевченко в какой-то момент времени был министром здравоохранения при Борисе Николаевиче Ельцине, потом решил постричься и стать священнослужителем, но он для этого уехал чуть ли не в Житомир, где его рукоположил местный владыка, после чего этот владыка через несколько месяцев был отлучен от лика Церкви за педерастию. Это как бы параллельный рассказ истории. Господин Шевченко после этого решил, что он будет работать священнослужителем, служить у себя в Центре, он построил часовню и там крестит, там совершает обряд венчания и все необходимые процедуры. Но, оказывается, я этого не знал, в Русской православной церкви священник не может просто так, где он захочет, взять и служить. То есть сначала он должен взять, скажем, по-армейски у руководителя местного подразделения — у архиерея — открепительную грамоту. И только взяв открепительную грамоту, в данном случае в Житомире, он может переехать на место нового служения и там уже — пожалуйста, приступать к исполнению своих обязанностей. Этого сделано не было. Поэтому де-факто, из-за нарушения вот этих внутри канонических законов, была возбуждена проверка и все необходимые процедуры по лишению сана бывшего министра здравоохранения господина Шевченко. Это до того, как началась квартирная тяжба.

При этом я не даю никаких морально-этических оценок, я не знаком с господином Шевченко, не говорю ни хорошо, ни плохо, просто пересказываю канву. Поэтому, учитывая, что вот такого рода внутрицерковная тяжба идет, патриарху было в высшей степени некорректно встречаться с господином Шевченко и обсуждать бытовые вопросы, потому что это было бы воспринято как некая форма либо сделки, либо чего угодно еще, то есть единственный вариант здесь был полностью отстраниться от всех этих вопросов. Дальше уже — я при этом ни в коей мере не собираюсь ни обелять, ни обвинять ни одну, ни другую сторону — решение принимал суд. То есть суд продолжался долго, была назначена экспертиза. Самой дорогой частью иска оказалось реставраторская работа, которую может сделать единственный институт в России по восстановлению библиотеки. Это реально очень дорого. Дорогое оборудование. Оценку по решению суда давал институт, который этим занимается. Никакие церковные структуры к этому не имели никакого отношения. Сумма иска, исходя из этих оценок, которые были даны внешними структурами, оказалась очень значительной. А дальше, так как господин проигравший отказался платить, то, соответственно, начинают действовать судебные эксперты. И отсюда пошел разговор о том, что — вот, отдавайте квартиру. Никто не говорит ни о какой отдаче квартиры. Речь идет о возмещении суммы. При этом я спрашиваю патриарха: «А почему нельзя было простить?». Говорит: «Такой вариант всегда был, но это тоже было бы некорректно. Я по максимуму постарался: вместо двойной очистки книг я согласился на ординарную, что сэкономило существенную сумму денег. Исходя из этого, сумма иска была существенно сокращена». Я говорю: «А куда пойдут деньги, которые вы получите?». Он говорит: «Конечно, все на благотворительность. То есть часть пойдет на восстановление библиотеки, все остальные деньги до копейки будут, конечно, отправлены на благотворительность, то есть ни копейки денег ни патриарху, ни его семье не перейдут».

Также много разговоров шло о нанопыли. Не очень удачный термин. Конечно, гораздо точнее было бы всего лишь употребить термин «мелкодисперсная взвесь». Действительно, было обнаружено, что это мелкодисперсная взвесь, которая въелась, некий радиоактивный фон. Но, опять же, это же не Церковь дала эти выводы, эти выводы дали независимые институты. Как попало, что попало, откуда? И когда говорят: вот, она что, золотая, что стоит столько денег? Нет. Но если у вас дома хранится чаша династий Мин, которая стоит безумных денег, и в нее попадает теннисный мячик, чаша разбивается и вы выставляете иск, то вы же не говорите, какой золотой теннисный мячик, вы говорите — какая драгоценная часа разбилась. Сама пыль денег не стоит. Но ущерб, нанесенный уникальной библиотеке, был оценен вполне в конкретную сумму. Для патриарха эта история, конечно, очень болезненная. Мне крайне неприятно, она идет давно. Патриарх пытается полностью от нее отстраниться. Особенно ранит душу патриарха то, что души не пытаются разобраться, хотя патриарх действует абсолютно в рамках закона. А главное — то, что зачем-то пытаются неуважительно, с какими-то странными намеками, говорить о его сестрах, троюродных сестрах. И вот здесь, что любопытно, что патриарх говорит: «Вот насколько женщины иначе устроены!». Ты никогда не догадаешься, кто его сестра по образованию.

Шафран: Кто?

Соловьев: Инженер, работавшая много лет на хорошей должности, на высоких постах. Они создавали оружие для атомных подводных лодок.

Шафран: Потрясающе!

Соловьев: И вот, в какой-то момент времени, когда тогда еще владыку после Питерской духовной семинарии сослали в Смоленск, вот тогда на семейном совете было решено, что сестры поедут с ним, помогут ему там. И вот с этого момента ему сестры помогают. Так вот, как отреагировала сестра, когда увидела вот эту фотографию. Она сказала: «Ужас, какая фотография ужасная. Попросили бы меня, я бы дала им хорошую!». Такая очень человеческая и очень женская реакция. Я спросил патриарха: «Извините, можно я о материальном больше не буду говорить? Хочется поговорить о духовном, что гораздо важнее, гораздо нужнее». И я спросил патриарха, что вот я помню момент, когда шла интронизация, когда опускали митру, насколько у вас изменилось лицо. Вот эта ответственность! Вот это ощущение колоссальной ответственности. И патриарх говорит, что не так тяжелы все испытания, как вот этот колоссальный груз ответственности.

Мы говорили очень много о кризисе духовности, об озлоблении в обществе, о нежелании людей следовать закону, в том числе — закону моральному. Мы говорили о трагедии и деградации русского языка и необходимости возвращения, наверное, лучших образцов Церкви. Ведь многие не понимают, что Церковь только сейчас возрождается. При этом, еще раз повторю, я иудей. Я не христианин! Но я хорошо понимаю, что Россия без духовных корней жить не может. И я вижу ту атаку на Россию, которая идет через атаку на русскую духовность. Говорили об атеизме, и очень интересно говорит святейшество: «Посмотрите, я верю в Бога, но я никого не принуждаю к своей вере! Я с уважением отношусь к людям самых разных взглядов и убеждений».

Не многие знают, какую роль сыграл святейшество в установлении дипломатических отношений со многими странами, где отнюдь не христианские традиции, еще во время своей работы в Отделе внешних церковных сношений. Но не многие понимают, к сожалению, насколько агрессивны атеисты. Ведь почему-то они все время навязывают свое неверие в бога. Я же говорю, я свою веру никого не навязываю! Я же к людям отношусь хорошо! Я же не кричу им: «Ах, вы не верите в Бога!». Уровень агрессии совсем иной.

Говорили о том, что, к сожалению, зачастую люди воспринимают слова, звучащие из уст Кураева и Чаплина, как истину в конечной инстанции. Хотя здесь надо отличать, потому что, если угодно, Кураев — это «вольный стрелок». Мало ли людей такого ранга в Русской православной церкви. Но он как бы не внутри структуры структур. Это всегда его частная точка зрения. А вот отделу, который возглавляет Чаплин, была дана задача — установить диалог с обществом. Чаплин делает многое, но недостаточно, на мой взгляд. Но, опять же, мне понравилось, что из уст патриарха ни разу не прозвучало осуждение. Прозвучало желание максимально, с пользой для общества и для Церкви, использовать каждого, дать каждому возможность раскрыть его талант.Надеюсь, что вам стало чуть-чуть понятнее. Хотя я понимаю, что те, кто ненавидит, они так и будут ненавидеть. Но в любом случае вы услышали и иную точку зрения. Подпортили репутацию приставы, оценившие квартиру в 15 миллионов рублей. Это имело место быть? А приставы оценили квартиру господина Шевченко в соответствии с той суммой, по которой она заявлена по БТИ. Сейчас господин Шевченко выставил эту квартиру на продажу за 2,5 миллиона долларов. Исходя из этого, когда квартира реализуется, то гасятся вот эти 15 миллионов рублей, то есть это закон. Но это, опять же, к Церкви не имеет никакого отношения. Пишут: «Нельзя отрицать, что Церковь в большей степени просто коммерческое предприятие». Это полнейшая глупость! Церковь совершенно не является коммерческим предприятием, надо очень слабо себе представлять, как живет Церковь, чтобы такое говорить. Мало того, многие говорят: «Почему вы не аскеты?». Люди несколько придумывают себе понимание разных степеней монашества и разных форм монашества и путают это, например, с Евангельским. Хочу отметить, что Иисус Христос не был аскетом. Нигде не написано, что Иисус Христос ходил в рубище, был нищенствующим.

Шафран: Более того, и в свадьбе принимал участие. И воду в вино превращал!

Соловьев: Да. И хорошо питался. Как бы сказали на местном языке, «в ресторанах». И позволял себе богатым, дорогим маслом, очень дорогим по тем временам, обрабатывать волосы, умасливать. Поэтому повнимательнее почитайте Евангелие.Пишут: «Доброе утро! Разве хранение раритетов в квартире — это не добровольный риск хранящего?». Существует понятие гражданской ответственности, которая наступает, если в результате ваших действий причиняется материальный ущерб. Это вопрос, который решает суд. «Сколько миллионов, чтобы книги почистить? Владимир, вы сами-то верите в этот бред?». Это не бред. Это оценка, которую дал институт, занимающийся восстановлением редких книг, в зависимости от той работы, которую они должны были оценить. Эта сумма вначале была еще больше, потому что подразумевалась двойная чистка. И, увы, но любой человек, который занимается реставраторской работой, вам с печалью скажет, что реставраторская работа — дорогая. Если вы имеете в виду «почистить» — это позвать две бригады клининга, который «Мистер Пропер веселей, стал пол блестеть в два раза быстрей», то книги так не чистят, к сожалению. Это де-факто тяжелейшее восстановление. «Почему за крещение Церковь собирает плату? Причем тарифы сильно отличаются в зависимости от расположения», — Дмитрий из Новосибирска. Я крестил своих детей. Нигде, ни в одной церкви — там, где я крестил, — никакой платы не взималось. Я крестил детей и внука. Но при желании можно было сделать пожертвование. Я не являюсь человеком воцерковленным. Я обязательно приглашу одного из представителей Русской православной церкви, который сможет ответить на эти конкретные вопросы.

Шафран: Это зависит в большей степени от конкретно взятого священника в конкретно взятом храме. И есть многие, которым не нравятся установленные тарифы. Хотя на самом деле это все действительно бесплатно. И в тех церквях, куда я хожу, там ты добровольно жертвуешь, если ты хочешь, столько, сколько ты считаешь нужным.

Соловьев: Пишут: «Уроки атеизма в школе не вводят. Миссия эта — у Церкви». Именно благодаря патриарху была внесена не просто концепция, по которой трем основным мировым религиям была дана возможность факультативного преподавания основ, но также был введен четвертый раздел — это основы мировой этики или эстетики именно для атеистов. Поэтому здесь надо отметить, что патриарх проявил колоссальное чувство такта по отношению к тем, кто не верит в бога. Пишут: «Спасибо за пояснение! На данном примере очень видно несоответствие коммерческих цен на оценки приставов. Даже к коммерческим ценам применяется коэффициент. Они своей работой накладывают тень на Кирилла». Надо отметить, что, естественно, патриарх ни в коей мере не может и не собирается вмешиваться в деятельность конкретного суда по вполне конкретному делу. Это изначально неверно! Анна спрашивает: «Как же библейское: «Проще верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в Царствие Небесное»«. Анна, игольным ушком назывались врата для человека в больших городских воротах. То есть в них человек проходил, нагнувшись. И смысл здесь был в том, что для того, чтобы туда пройти, верблюду надо было проползти на коленях. То есть несколько иной смысл вкладывался в этот термин. Но! Я на полном серьезе спросил — и я со многими говорил, кто очень хорошо знают святейшего, я говорил: «А вот насколько человек богат?». И я видел в своей жизни много очень богатых людей! Вот очень-очень богатых людей! И ты всегда чувствуешь, когда человек богат или не богат по миллиону проявлений. Я могу сказать так, что его святейшество, бесспорно, миллиардер! Но не материи, а духа. Это человек, для которого материальный мир, в плане стяжательства, вообще не существует! Он его не оценивает даже. Это человек удивительной духовности, потрясающей! Но, говоря языком мирским, совсем не богатый. То есть, ну, настолько небогатый, что, несмотря на подарок президента, который он носит — часы, я не знаю даже наших бизнесменов средней руки, которые такие часы стали бы носить. Ну, не так вот, держать в коробочке, что это подарок президента, а вот так, повседневно. Нет, часы хорошие, но просто по сравнению с нынешними финтифлюшками и выкрутасами — иные. И я смотрел: ни дорогих письменных приборов — ничего этого нет. Нет вообще никаких финтифлюшек. Вот нет этого всего! И когда человек говорит, ты ощущаешь просто такое исходящее от него чувство любви, заботы, не только к тебе лично, и ты осознаешь вообще, что на его плечах, то, конечно, отношение очень сильно меняется.

radiovesti.ru