Первое апреля круглый год

Какие причины порождают сегодня одну за другой волны негативных слухов о Церкви? Почему одни люди эти слухи создают, а другие им верят? Об этом мы поговорили с сотрудником Российского агентства международной информации «РИА Новости», главным редактором интернет-журнала «RussiaProfile.org» Андреем Золотовым.

Четвертая власть

— Андрей Андреевич, согласитесь, достаточно проанализировать ситуацию в СМИ и в Интернете, чтобы заметить, как сильно вырос поток негатива о Церкви в последние годы и как много в нем стало непроверенных слухов. Как Вы считаете, с чем это связано?

— Я думаю, тому есть целый ряд причин. Здесь и вина журналистов, и состояние современного общества, и само поведение некоторых церковных людей, которое тоже далеко не всегда идеально. Думаю, все эти проблемы сказываются в равной степени и каждую из них нужно рассматривать отдельно.

— Давайте тогда начнем с журналистов. Почему именно они — главный катализатор слухов в информационном пространстве?

— Потому что не стоит переоценивать наших коллег. Каждый год на первое апреля газеты в шутку печатают материалы-розыгрыши. И каждый год некоторые их коллеги перепечатывают эти материалы, но уже на полном серьезе. Есть и другие примеры. Могу сказать по своему опыту — не раз бывало так, что одной неточности в цитате хватало, чтобы журналисты породили очередную «сенсацию», и эта неточность обрастала ложью, как снежный ком. Плюс к тому, всегда будет некоторое количество журналистов, которые пропускают ту или иную некорректную информацию сознательно, исходя из каких-то своих целей:  для поддержки политических настроений или просто ради рейтинга своего издания. Это, конечно, очень плохо, но это, опять же, факт, от которого никуда не деться, также как от милицейской коррупции.

В случае с религиозной жизнью страны все это осложняется еще и тем, что до сих пор в прессе не сформировалось должного числа профессионалов, регулярно  и неангажированно пишущих на эту тему. Вот, скажем, крупная газета в статье о том, что Патриарх высказался относительно миссии духовенства в Интернете, добавляет, что он и сам ведет блог. Это не так, и люди компетентные знают, что никакого блога у Патриарха нет. Есть только подделки-«двойники», один из которых, видимо, и был принят журналистом за настоящий. Но, теоретически, мог ли бы в сегодняшней ситуации у Патриарха быть свой блог? Вполне мог бы.

Вот и пропускают редакторы такую «правдоподобную» информацию — они не могут все знать, но им некогда или неохота проверять, и в результате ложная информация начинает копироваться и обрастать новыми «подробностями». Хочу подчеркнуть: я не знаю, как было на самом деле, а лишь моделирую возможное развитие событий, исходя из журналистской рутины.

Ну а в другой газете печатают новость о том, что в Уголовном кодексе вот-вот появится статья «Ересь». Глупость? Конечно. Но глупость неслучайная, учитывая последние судебные процессы и готовность правоохранителей и политиков встать на защиту Православия, как они его понимают. Поэтому тоже выглядит «правдоподобно».

Будем откровенны: все это возникает не на пустом месте. Церковные люди сами создают подчас атмосферу, подходящую для подобных слухов. Одно неверное слово какого-нибудь священника — и готово. А дальше уже включается непрофессионализм или недобросовестность журналистов, которые пишут, что-то где-то услышав, не проверив информацию или посчитав, что тот или иной слух хорошо укладывается в их собственное мировоззрение или политическую повестку дня.

— Опасный вопрос, за который нас, наверное, проклянут в Интернете — не кажется ли Вам, что так называемая «гражданская журналистика» еще больше усиливает этот процесс? Ведь блогеры в принципе не утруждают себя проверять слухи.

— Думаю, что блогосфера с ее привычкой верить всему на слово без проверки фактов служит серьезным катализатором слухов, но не хотел бы углубляться в эту тему: иначе получится «разговор в пользу бедных» о том, как плохо, что блоги у нас такие, какие они есть. Блоги — это реальность, от которой никуда не деться. Порой это приносит отрицательные плоды.

Ну и, конечно, тот факт, что профессиональная журналистика о религии у нас не успела пройти стадию становления до того, как расцвела журналистика любительская, — серьезно усиливает проблему.

— Будем откровенны, непрофессионализм проявляется и с церковной стороны…

— Да, и это тоже проблема, о которой нельзя молчать. Во-первых, представители Церкви нередко косвенно подтверждают слухи своими собственными действиями. А во-вторых, Церковь сегодня еще только учится работать с прессой, и процесс этот непростой.

Весьма распространена в церковных кругах, к сожалению, и тенденция винить во всех бедах внешних «врагов Православия».

Достаточно сказать, что церковная жизнь на практике гораздо более свободна, чем кажется со стороны. В ней также больше свободы, чем, скажем, в некоторых компаниях, где резко ограниченное число должностных лиц имеют право транслировать те или иные сообщения вовне, а с утечками или «диссидентами» успешно борются. Любой священник в любой момент может начать говорить «от себя», а это воспримут как официальную церковную позицию. Священнику нельзя затыкать рот, но отличать личную позицию от соборной церковной позиции полезно было бы и ему самому, и тем, кто его слова интерпретирует. А порой бывает наоборот — журналисты ждут, когда церковная позиция будет озвучена, но ее нет.

Вот пример. Недавно я решил написать об одном монастыре. Обратился к настоятелю, и мне дали такой ответ: обитель в пиаре не нуждается, так что как с журналистом со мной говорить не будут. Как с христианином — пожалуйста.

Такую позицию можно понять и даже уважать, однако нужно понимать и то, что она подчас сильно вредит Церкви. Те, кто распространяет слухи и дезинформацию, не столь молчаливы и замкнуты.

Благодатная почва

— Но слухи и ложь о Церкви не просто создаются кем-то. Они еще и принимаются на веру обществом. Почему? Выходит, люди боятся Церкви и не доверяют ей.

— Совершенно очевидно, что Церковь в публичном пространстве за прошедшие двадцать лет, и особенно в последние годы, стала значительно сильнее и активнее. А это не может не сказаться на отношении к ней.

Если вспомнить конец 80-х и начало 90-х, то тогда Церковь пользовалась в глазах граждан и журналистов «режимом наибольшего благоприятствования», но эта ситуация была в принципе нетипичной. Взгляните на мировой опыт: пресса на Западе настроена в отношении традиционных религий более чем скептически, не прощает Церкви ни одной ошибки. Достаточно посмотреть на педофильские скандалы в Католической Церкви, которые не вчера возникли, а происходят время от времени с удивительной регулярностью. У нас же на волне перестройки даже либеральная печать поддерживала и защищала Церковь, ведь свобода вероисповедания была важным элементом либеральной повестки дня, а главным противником Церкви являлась все та же советская система. Плюс к тому, Церковь была слаба, сильно разрушена годами преследований, и от этого вызывала только еще больше симпатии.

Но постепенно тот пафос защиты веры прошел, а Церковь, напротив, стала по мере своего возрождения занимать все более твердые позиции, все активнее действовать в общественном поле. Действие же всегда рождает противодействие, и логично, что Церковь столкнулась с ним.

Не следует сбрасывать со счетов и то, что Советский Союз был государством официального атеизма, и те атеисты никуда не делись. Глупо утверждать, что все они поголовно превратились в глубоко воцерковленных или хотя бы лояльных к Православию людей. Глупо утверждать и то, что насажденные советской идеологией стереотипы о религии тоже все куда-то вмиг испарились. Настроенных антирелигиозно и антиклерикально граждан в нашей стране достаточно много, чтобы их реакция на укрепление позиций Церкви стала заметна всем.

— Это, видимо, должно усиливаться еще и тем, что нам, людям постсоветским, не очень понятно, какой должна быть роль Церкви в обществе. И даже когда речь идет о вещах вполне принятых в западных либеральных странах (скажем, те же судебные преследования за оскорбление верующих), нам кажется, что речь идет о каком-то невероятном засилии клерикализма, никак не совместимом с демократией и свободой.

— Это действительно так. Наш российский секуляризм зачастую очень воинствующий. Для него Церковь может существовать лишь в тех рамках, которые ей очертила советская система: то есть совершать службы в отведенных для этого местах и не показывать носа за храмовую ограду. И вообще это удел стариков и невежд. Поэтому сегодня любая попытка Церкви говорить на общественно значимые темы и даже просто публично проповедовать свою веру сталкивается с противодействием тех, кто видит в этом покушение на светские основы государства.

Все усложняется еще и слабостью нашего гражданского общества: у Церкви на самом деле нет «конкурентов» в общественном поле. Только это не потому, что она сильна, а потому, что авторитетных и в то же время независимых от государства структур у нас почти нет. Назовите мне хотя бы один общественный институт в нашей стране, который был бы сопоставим с Православной Церковью? Получается, что дело не только в росте церковного влияния, но и в том, что наше гражданское общество столь слабо развито, что на его фоне церковная активность кажется в разы больше, чем она есть на самом деле. Создается ощущение, что «Церковь все под себя подмяла», «монополизировала» общественную жизнь. А на самом деле ей и подминать-то нечего.

— Но ведь возмущенные Церковью люди в блогах — это не только антиклерикалы и атеисты.

— Нет, не только. Есть и значительное число самих церковных людей, недостаточно образованных или слишком ревностных, которые постоянно ищут «внутренних врагов», стоят «на страже устоев». Вот яркий пример: слух о якобы «сатанинском» мощевике в Тверской епархии, возникший, по всей видимости, из-за незнания церковными людьми православной иконографии. И ведь люди подают в суд на архиерея, считая его менее православным, чем они сами. При этом они понятия не имеют, что пальцы этого мощевика в форме руки сложены древним христианским знаком, символизирующим Святую Троицу, а не «сатанинской козой», как его окрестили ревнители благочестия.

Одной из особенностей постсоветского общества является низкая культура дискуссии, поиск «врагов», представление о том, что кто, дескать, со мной полностью — именно полностью! — не согласен, тот против меня, тот враг. В такой ситуации, Интернет с его кажущейся анонимностью лишь способствует радикализации. Думаю, на сегодняшний день «антиклерикалы» и «ревнители чистоты Православия» гораздо более активны в сети, чем обычные верующие, да и неверующие тоже.

— То есть радикалы есть с обеих сторон. А что же агностики, которым церковная тематика в принципе не интересна? Не служит ли «плохая Церковь» для них неким средством защиты? Мол, все попы плохие — поэтому я в храм и не хожу, а Бог у меня в душе.

— Думаю, что и это есть. Но такие люди образуют, скорее, благодатную почву, а не являются основным генератором слухов. На самом деле, главных разносчиков ложной информации не так уж и много, просто они гораздо активнее других, способны писать сотни комментариев в блогах в день, тратить уйму времени. От этого и создается впечатление, что таких — большинство. Мне думается, речь идет о крайне пассионарной, но не слишком большой группе.

Да, и в то же время огромные массы людей соприкасаются с Церковью лишь в Интернете, в жизни же они и священников толком не видят. Поэтому они с удовольствием воспринимают любую негативную информацию о Церкви как подтверждение того, почему они в храм не ходят.

— И эти люди ничего Церкви не прощают. Если икона гибнет от халатности музейщиков — об этом если и скажут, то тут же забудут. А икона, загубленная в храме, — повод для обсуждений на целые месяцы. Почему?

— Парадокс в том, что это связано как раз с позитивными ожиданиями в отношении Церкви. От священника ждут, что он будет в принципе лучше, чем, скажем, милиционер. И потому все его благие дела (какие бы подвиги он ни совершил) воспринимаются как должное — их просто не замечают, они как бы составляют нормальный фон жизни. Зато любой негативный поступок, пусть даже самый незначительный, мгновенно ставится Церкви на вид.

— Одна моя знакомая сказала: «Ничего я о Церкви не знаю, но в новостях каждый день то там поп кого-то ограбил, то тут кого-то зарезал».

— Именно. К слову, это не только церковная проблема. Даже такой негативно воспринимаемый людьми институт, как уже упомянутая выше милиция, страдает от тех же проблем. Милиционер прыгнул в ледяную воду и, рискуя жизнью, спас ребенка — об этом если и сообщат, то где-нибудь в последнем ряду, никто и не заметит. Зато майор Евсюков всегда будет главной новостью, и от этого создается впечатление, что милиция — это сплошные евсюковы. На самом деле их больше, чем хотелось бы, но ведь не все же!

Вот сегодня по радио был разговор о московской жаре, ведущий рассказывал, как видел женщину, которой стало плохо в метро, ее выводили на улицу, как он выразился, «дежурная по станции и добрый мент». Собственно, что этот сотрудник сделал? Выполнил свой долг, ничем себя не запятнал. А о нем уже заранее говорят с некоей негативно-ироничной интонацией. Мол, редкое исключение, да и то неизвестно, какой он на самом деле.

Вера всуе

— У нас получился разговор о Церкви в политике и общественной жизни, однако, как мне кажется, слухи о клерикализации, судьбе икон и прочем — отнюдь не самые главные в нашей стране. Основная неправда о Церкви и Православии — это утверждение о том, что вернуть супруга от любовницы  или «навести порчу» бабушки-ворожеи могут «без греха». Об этом газеты со стотысячными тиражами пишут ежедневно…

— По-моему, самая фундаментальная трансформация, которая происходит сегодня в Русской Православной Церкви, — это ее превращение из аграрной в городскую. Процесс этот идет еще со времен урбанизации конца XIX века, но до сих пор не завершился. Отношение к Церкви у нас до сих пор подчас  на уровне суеверий и примет: «встретить попа не к добру», а снег на Покров позволяет узнать, какой будет зима.

Мы живем уже в совсем другом, информационном, обществе, но наши медиа, от газет до центральных телеканалов, продолжают потчевать нас приметами и стереотипами о церковной жизни. И логично, ведь спрос рождает предложение. Да, это специфические издания: «народные» газеты или утренние эфиры телеканалов и радиостанций, однако процесс не прекращается.

И, как мне кажется, переступить через эти суеверные, полуязыческие представления о христианстве, живущие во многих из нас, будет гораздо сложнее, чем разрешить сиюминутную общественно-политическую ситуацию. Формирование «цивилизованного» отношения к Церкви займет еще очень много времени.

Беседовал Алексей Соколов

Foma.ru