Церковь для битья

Порой кажется, что среди светских журналистов считается правилом хорошего тона лишний раз пнуть Русскую Православную Церковь. И хотя в последние годы число таких случаев заметно поубавилось, время от времени искренняя неприязнь к духовенству, да и просто людям верующим все же изливается со страниц печатных изданий. В чем причина особой «любви» некоторых журналистов к Православию?

Разумеется, чтобы публично нападать на Русскую Православную Церковь, нужно быть «очень смелым журналистом». В нашей профессии — это такая особая порода людей, о которых стоит рассказать поподробнее.

«Очень смелым журналистом» быть очень легко

Для этого нужно совсем немного смелости. Еще Николай Васильевич Гоголь, когда перестал быть «смелым писателем», заметил, что «прогрессивная общественность» в России бьет своих врагов гораздо больнее, нежели самое распроклятое самодержавие. С тех пор ничего не изменилось. Журналисту, смело выступившему с критикой политики Путина, не грозит ровным счетом ничего — если только он не скатится до банальных оскорблений. Да и в этом случае бояться особо нечего — заведут уголовное дело, дадут условный срок и обеспечат славой на всю жизнь. Если же он выступит с острой критикой оппозиции — например, попытается объяснить, что нехорошо кровь погибших в Беслане детей обращать в топливо для политической борьбы, — журналисту светит пожизненная дисквалификация если не на всем рынке СМИ, то на весьма внушительной его части.

«Очень смелым журналистом» быть очень безопасно

Те, кто действительно рискует жизнью, очень редко осознают себя «смелыми журналистами». Гибнут те, кто в горячих точках. Гибнут те, кто в ходе серьезного расследования наступил на чей-то мощный финансовый поток. Гибнут те, кто осмеливается в маленьких республиках или городках поднять голову. Журналиста устраняют лишь тогда, когда одним выстрелом можно решить проблему. «Очень смелых» как раз никто не трогает — потому что они особо никому не мешают. Они, как правило, нападают на всех сразу, но ни на кого конкретно. Обвиняют «кровавый режим», но не уточняют, у кого именно в крови руки. Кричат о коррупции — и не называют кто, кому и сколько. Убив «очень смелого журналиста», который на виду, любая власть получит проблем больше, нежели решит. Он это прекрасно понимает и, тем не менее, продолжает успешно спекулировать на мифе об «опасной профессии». На самом деле, реальный шанс получить пулю в лоб у «очень смелого» лишь один — от своих. Иногда противники действующей власти кладут жизни «смелых журналистов» на алтарь политической борьбы. Прием банальный, но эффективный — убить человека, который известен как «борец с властью», чтобы потом именно ее и обвинить в его гибели. Примеры из новейшей истории в журналистском сообществе известны, хотя и не озвучены.

«Очень смелым журналистом» быть очень ненапряжно

По собственному опыту могу сказать, что позитивная тема требует от корреспондента гораздо больше труда и профессионализма, нежели негативная. Играть на темных струнах человеческих душ намного проще. Гораздо труднее найти интересную и чистую историю и заставить ее звучать так, чтобы невозможно было не слушать. Не вляпаться при этом в розовые сопли. Не дать повода обвинить тебя в том, что ты якобы «гонишь джинсу». Для этого нужно напрягаться, вслушиваться в реальность, уметь под воздействием услышанного делать выводы и менять свои установки. А главное — и это самое трудное — лишить себя права смотреть на действительность сверху вниз, стать со своими героями на равных. Гораздо проще работать, когда ты знаешь ответы на все вопросы и воспринимаешь очередную порцию реальности лишь как иллюстрацию к своим единственно правильным взглядам, которые, по сути, сводятся к одному — страна погрязла во зле, а ты — из немногочисленной когорты тех, кто пытается ее спасти.

Наконец, «очень смелым журналистом» быть очень приятно

Журналистика-борьба — это своего рода психотерапия. Когда ты развенчиваешь, разоблачаешь, ниспровергаешь, ты растешь в собственных глазах. А как же иначе? Если все вокруг — подонки, негодяи и моральные уроды, тот, кто об этом заявляет, автоматически становится героем. «Смелый журналист» возвышается посреди грязной, немытой России как оплот чистоты и знамя борьбы. Ну, разве можно не плениться такой ролью?

Анекдот в тему: «Хорошо натасканная совесть никогда не будет кусать своего хозяина».

Если бы Церкви не было

А теперь переходим к главному. Если бы в нашей стране не было Русской Православной Церкви, то «очень смелые журналисты» обязательно бы ее придумали. Потому что более удобный тренажер для такой вот «смелости» трудно себе представить.

РПЦ — достаточно порядочна, чтобы не отвечать ударом на удар. Священнослужители и монашествующие даже в суд на обидчика не подадут — и обидчики это прекрасно знают. РПЦ, тем не менее, достаточно чувствительна, чтобы публично реагировать на особо серьезные оскорбления. А это значит — скандал, известность, растущий рейтинг и увеличивающиеся тиражи. РПЦ достаточно велика, чтобы «очень смелый журналист» чувствовал себя реальным героем, а не борцом с ветряными мельницами. А, учитывая, что Церковь — это не просто какая-то организация, а носитель вселенского знания, журналист чувствует себя прямо-таки на передовой войны мирового масштаба — за прогресс, за новые ценности, за новый мир. Наконец, РПЦ — достаточно нейтральна с точки зрения идеологии политкорректности, и нападения на нее не расцениваются этой идеологией как нечто предосудительное. Попробовал бы «смелый журналист» с таким же пристрастием наехать, например, на представителей иудаизма. Тут же вылетел бы из профессии и работал бы за копейки на скудной ниве национал-патриотических СМИ.

Я — совсем не «смелый журналист». Я — просто журналист. Я был «смелым» первые пять лет своей карьеры. Бывало, что и тешил свое самолюбие за счет Церкви. Но потом быть «смелым» мне стало скучно и стыдно. Потому что реальность не обязана вертеться вокруг твоего мнимого героизма. Жизнь намного ярче, интересней и глубже, и не тебе проводить посреди нее линию фронта. Я бы мог даже сказать, что быть «смелым журналистом» после тридцати пяти лет невозможно, если бы не видел среди таковых людей с сединой и глубокими морщинами. Наверное, этот синдром все-таки не от недостатка возраста, а от нехватки опыта. Профессионального или хотя бы жизненного.

Подавляющее большинство журналистов-церквофобов — люди кабинетные, студийные. Им негде было увидеть, как вера меняет человека. Как алкоголик превращается в отца благополучного семейства. Как уличная проститутка становится примерной матерью. Как наркоман и мелкий уголовник вдруг обретает спортивное телосложение и организовывает в своем городе беспощадную борьбу с наркоторговцами. Как милиционер, который крышевал торговлю героином, уходит в монастырь и бесплатно работает там, спасая свою душу и своим примером исцеляя души других. Как ленивый и вороватый чиновник вдруг, за несколько лет превращает свой город в островок Европы. Как хищный и ненасытный бизнесмен начинает строить церкви, ремонтировать детские дома и честно платить налоги.

«Очень смелые журналисты» всего этого не видели и не увидят. Они не хотят этого видеть. Потому что тогда им придется признать, что все эти люди — лучше, чище, а главное — смелее их.

Вот и вся проблема. Обычная психология. Есть у нее, конечно, и мистическое объяснение — но это уже не ко мне.